Субъект власти - Страница 42

Они прилетели в Берлин накануне вечером. Нащекина сухо пожелала ему спокойной ночи и прошла в свой номер. Он даже не решился ей предложить где-нибудь поужинать. Хотя в самом отеле был довольно вместительный ресторан. Дронго поужинал в одиночестве и поднялся в свой номер. На часах было около девяти. Достав газеты, купленные в аэропорту, он просмотрел некоторые из них и незаметно уснул.

Проснувшись ночью, Дронго долго вспоминал, где и зачем он находится. Постоянные переезды из города в город, из страны в страну, проживание сразу в трех абсолютно разных местах, сама его работа, требующая большого напряжения, сказывалась и на его жизни. Он вдруг понял, что не может вспомнить, в каком городе находится и зачем сюда приехал. Дронго включил светильник и поднял голову. Память услужливо подсказала все остальные детали: город, страну, отель, с кем он сюда приехал, зачем и что они собираются тут делать, чем заниматься. Все это вернулось быстрее, чем можно было даже произнести. Он тряхнул головой. В первый момент Дронго еще не проснулся, поэтому и был в таком состоянии. Или ему приснилось что-то неприятное? Странно. Сны он обычно запоминал. Они были цветные и интересные. Почти каждую ночь. И еще Дронго до сих пор летал. При этом поднимаясь странным образом, лежа на спине, словно вертолет, вращая руками. Он поднимался над людьми, замечая их изумленные взгляды, летал по комнатам, над деревьями, домами. Иногда полеты были сложными, он никак не мог подняться выше, иногда — легкими, он буквально парил над городами.

Дронго взглянул на часы. Было около пяти часов утра. Все правильно, как и должно быть. За последние дни он привык подниматься именно в это время, чтобы успеть подготовиться к девяти, когда за ним придет машина. Берлинские пять часов утра означали московские семь. Организм запомнил время систематического пробуждения и дал утренний сигнал по инерции. Сказалась разница во времени.

Дронго выключил свет и снова лег. Если его предположения верны, то это генерал Гельмут Гейтлер. В последний раз генерал официально был в Москве с конца восемьдесят девятого по август девяносто первого. Тогда после провала ГКЧП многие высокопоставленные генералы «Штази» покинули Советский Союз навсегда. У него должна была остаться естественная обида на своих бывших товарищей. По воспоминаниям офицеров, работавших с Гейтлером, он говорил по-русски свободно, безо всякого акцента. У него осталось много знакомых в Москве, это минус. Но с другой стороны, такое знание русского языка, местных обычаев, традиций, условий жизни — большой плюс. Если это Гейтлер, то, возможно, этот вариант самый худший из всех, какой только может быть. Если это действительно Гельмут Гейтлер.

Он успел отсидеть в тюрьме, у него умерла жена. Такой человек должен озлобиться. Судя по его личному делу, у него больше наград, чем у любого другого генерала «Штази». Больше, чем у легендарного Маркуса Вольфа. Многие операции Гейтлера, проведенные совместно с бывшей советской разведкой, до сих пор находятся под грифом «Совершенно секретно». Дронго так и не разрешили прочитать это досье. Нащекиной — разрешили. Генерал Полухин извинился, что не может выдать документы иностранцу. Ни при каких обстоятельствах, даже в случае разрешения самого директора СВР. Дронго его понял. Парадокс заключался в том, что он стал иностранцем в Москве, в которой вырос, в которой несколько раз учился, которую считал столицей своего государства в течение тридцати двух лет своей жизни. И вдруг в одночасье эта страна стала для него иностранным государством, после декабря девяносто первого. Все верно. Нужно принимать исторические реалии такими, какие они есть.

Он проворочался в постели до восьми утра, уже не пытаясь уснуть. Затем поднялся, пошел принять душ и побриться. Через полчаса спустился в ресторан на завтрак. Нащекина уже сидела за столиком. Он подошел к ней.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Дронго, — как вы спали?

— Не очень, — призналась она, — переезды на меня всегда действуют. Особенно разница во времени. Я проснулась где-то в половине шестого.

— А я в пять, — улыбнулся Дронго, — вы разрешите?

— Садитесь. У нас есть еще полчаса времени. В девять утра нас будет ждать в посольстве первый секретарь Владлен Коровин.

Дронго прошел чуть дальше, выбрал себе булочку, сыр, масло, мед. Затем вернулся за столик.

— Вы так мало едите? — удивилась Нащекина.

— По утрам да, — ответил он. — Я обычно плотно ем ночью, хотя знаю, что это вредно.

— По вашей фигуре не скажешь, — заметила Нащекина, — вы хорошо выглядите.

— Это просто костюмы создают впечатление подтянутого человека. На самом деле я жутко толстый.

— Неправда. Я сама страдаю склонностью к полноте. При моем росте в метр семьдесят во мне почти шестьдесят три килограмма. Можете себе представить?

— Женщины обычно боятся говорить о таких вещах. Все, что угодно, кроме своего веса. Что касается вас, Эльвира Марковна, то у вас почти идеальный вес.

— Не делайте мне комплиментов, — отмахнулась она, — мне уже почти сорок. В моем возрасте немного смешно их выслушивать.

— Больше не буду. Обещаю не затрагивать эту щекотливую тему.

Она улыбнулась.

— Зато я знаю все ваши параметры, — вдруг сообщила Нащекина.

— Не сомневаюсь, что в вашей службе на меня есть полное досье.

— Не полное, но есть. Мне говорили, что вы об этом знаете. Вы успели отличиться в стольких местах! Раньше я думала, что вас просто придумали, как некий собирательный образ. Такого человека просто не могло существовать.